О литературных изысканиях.
События, произошедшие, пока не кончился чай.
Ральф лежал лицом вниз на толстом багровом ковре в своем кабинете, подперев подбородок руками. Если бы у него был хвост, он бы ритмично и неумолимо мотался из стороны в сторону.  За неимением же оного хвоста из стороны в сторону мотаться приходилось левой ноге. Лицо Ральфа ничего не выражало, мысли были сосредоточены на единственном вопросе – что Ральф хочет и чего не хочет делать. Незамысловатый на первый взгляд вопрос. Но только на первый взгляд. Ральфу ничего не хотелось. Даже не так: Ральфу хотелось что-то делать, но делать что-либо определенное ему не хотелось. В конце-концов Ральф встал с ковра, взял с полки первую попавшуюся книгу, сел и позвонил  дворецкому. Дождавшись, пока невозмутимый как индейский вождь старик принес огромную чашку  чаю, Ральф тут же его (старика) убрал – в случае чего еще один придет, стоит только позвать.
Книжка оказалась каким-то романом в желтой обложке. В ней описывалась бурная и запутанная личная жизнь некой дамы. Ральф читал ее минут десять, попеременно углубляясь в текст и со стонами стучась головой об стенку, которая услужливо возникала поблизости каждый раз,  когда в ней возникала потребность. Не то чтобы книжка была какой-нибудь жемчужиной жанра высокой трагедии, но в ней было столько нелепого и глупого, что по-другому читать ее было нельзя. Спустя некоторое время Ральф закрыл книгу и снова открыл. На этот раз темная обложка заключала в себе детективный роман – что-то похожее одновременно на Агату Кристи и Акунина. Эту вещь заядлый поклонник литературы читал несколько дольше, прихлебывая крепкий чай без сахара. Удостоверившись, что даже анонимному автору вышеупомянутого труда не чужда любовь к описанию домашних конфликтов и к убийству наследниками богатого дядюшки, Ральф снова закрыл и открыл фолиант. При дальнейшем осмотрении текст оказался посвещен трудным случаям ударения в русском языке. Заядлый филолог в Ральфе блаженно заурчал.
Примерно через час словарь был основательно проштудирован, вышеупомянутый экзальтированный филолог снова замолк, предварительно законспектировав все необходимое и закрыв записи в прочном сейфе Ральфовой памяти.
Перед тем, как еще раз изменить установки книги, Ральф заглянул в емкость, в которой не так давно покоился чай. Скучно жить на свете, когда в чашке пусто, подумал он со знанием дела неисправимого пьяницы и еще раз позвонил. На этот раз дарителю живительной влаги, а именно чая, предстояло по материализации принять облик невысокого азиата…

Дождь
События осеннего утра.
Ральф стоял у подоконника и смотрел в окно. В стекло стучал серый осенний дождь. Через некоторое время Ральф ему ответил: тук, тук, тук. Ральф ощущал большую душевную близость с дождем, с каждой падающей на землю холодной каплей. Я – изгнанник. Он – тоже. Я – один. Он – тоже. Я сам себе хозяин. Он – тоже. Но у меня есть дом, а у него – нет, - мелькнула грустная мысль. – Ему негде отдохнуть. Пройдет здесь – побежит в другое место. И так – без передышки…
Ральф спустился вниз и открыл дверь. Дождь не собирался заходить. Может, он не понимает? Думает, что я открыл дверь просто чтобы посмотреть?
– Заходи! Не бойся.
Дождь не отреагировал. Напротив, Ральфу показалось, что капли отшатнулись от двери. Скорее всего, он просто стесняется. Я бы тоже стеснялся, если бы меня пригласило в дом незнакомое существо.
– Меня зовут Ральф. Я бы очень хотел подружиться с тобой. Заходи! – Ральф протянул дождю руку в знак знакомства. На коже заблестели мелкие капли: дождь ответил на приветствие, но внутрь не зашел. Тогда Ральф пошел на кухню и заварил две чашки чаю – одну, полную, себе и одну, наполненную лишь наполовину, для дождя. Вдруг тому не понравится?
– Заходи, выпьем чаю…
Когда Ральф вернулся в прихожую, дождь еще оставался снаружи.  Тогда Ральф снова ушел на кухню и вернулся с двумя чашками в руках. Он не хотел заставлять дождь заходить насильно, а потому сел на пороге и поставил чашку прямо на крыльцо. В ней тут же заплясали веселые капельки.
– Кажется, тебе понравилось…
Утро было промозглым и зябким. Ральф принес одеяло и закутался в него. Руки грела чашка горячего чаю, а прямо над ухом дождь рассказывал свои истории: о дальних странствиях, о чудесах, увиденных дождем вчера, неделю или даже сотню лет назад. Дождь все помнил и никогда ничего не забывал. Ральф слушал, прислонив голову к косяку и закрыв глаза. Время от времени вставлял реплики вроде «ух ты» и «ну и ну». Но со временем губы стали слишком непослушными, веки – слишком тяжелыми. Ральф уснул, и снилось ему, будто летает он вместе с дождем, свободный и легкий.
– Спасибо, - сказал он летящему рядом дождю.
– Тебе спасибо. - тихо прошептал в ответ дождь.

Шкаф и звери
Средство от скуки. События одного вечера.
Ральфу было скучно. Он встал и отправился в обход по комнатам.
Шкаф стоял в пустой спальне. Над ним нависал потолок, под ним зияла темнота. Ральф стал на четвереньки и заглянул туда – вдруг и там можно найти новую бесконечность? В хозяйстве всегда пригодится. Но простора для создания новой реальности под шкафом не было. Зато вместо этого Ральф обнаружил маленький комочек траченного молью меха. Протянув руку и вытащив его на свет Божий Ральф обнаружил маленького хорька. Маг узнал его – это был тот самый хорек, которого  он попытался создать много лет назад. Зверек тогда сразу же убежал и так и не нашелся.
Любая иллюзия держится, пока создатель помнит о ней. Так что теперь хорька нельзя было назвать живым. Впрочем, и хладным трупом животное не стало – просто неодушевленный мягкий предмет. Детская игрушка. Умилившись своим воспоминаниям и убрав хорька (все равно он уже не нужен), Ральф задумался. Можно было бы создать еще одного, чтоб не было скучно.
В том же пресловутом шкафу обитала куча вещей – меховые шубы, шапки, кожаные сумки и боа из перьев. То, что нужно для создания небольшого пушного зверька или птицы.
Ральф вернулся в кабинет вместе с ворохом коричневато-серых перьев, вывалил все это на пол и открыл окно. Для того, чтобы создать если не совсем настоящую, то хотя бы просто живую птицу, а не красочную видимость вроде того же хорька, нужен ветер.
Собственно, никаких особых заклятий и пафосных ритуалов не требовалось, особенно когда в радиусе километра нет ни одного человеческого существа. Когда из окна потянуло холодным сквозняком, маг просто встал над кучей перьев и позвал. Нужную формулу с детства знает любой волшебник. Через некоторое время в комнату влетела небольшая зеленоватая искорка. Указав ей правильное направление, Ральф вышел из комнаты. Такие вещи вполне могут делаться сами – если им не мешать.
Примерно через полчаса он снова вошел в кабинет. На полу, там, где раньше лежало торжественное и тяжелое боа, сидел маленький совенок и чистил перья. Ральф наклонился и взял его в руки. Птица не отреагировала. Перья совенка, как и следовало ожидать, были коричневые, с пепельным оттенком.
– Привет.
Птенец наконец соблаговолил вопрошающе взглянуть на мага желтыми круглыми глазами:
– У-ху.
– Не «уху», а привет! – рассмеялся Ральф.
– У-ху.
– Ой-ой-ой, какие мы важные, застрелиться можно! Ладно, уху так уху. Дело твое.

Дело было вечером
Стихотворения и прочее.
Ральфу решительно нечего было делать. Он сидел за столом в своей подвальной лаборатории, а где-то сзади на полках шуршал пачкой с печеньем совенок (Ральф так и не удосужился дать ему имя). Об этом не пишут в книжках, но у любого мага в лаборатории валяется пачка с печеньем – для снятия стресса во время особо важных экспериментов. Ральф сидел с умным видом и старательно делал вид, что читает некий научный трактат. На самом же деле его сознание давно стояло в режиме «off».
Безделье – мать сентиментальности. Ральф пододвинул к себе чистую бумажку и взял перо. На белый лист ложились слова.
Закрываю глаза,
Ухожу в Тишину.
    Я – как та стрекоза,
         Что приносит войну…
Бред. Хотя «стрекоза, что приносит войну» – это интересно, надо будет развить…
Через пару минут маг снова сидел за столом и невидящими глазами смотрел в книгу. Совенок доел все печенье и мирно дремал на плече у хозяина. Ничего не меняется. Все события – всего лишь предлог для возвращения к исходным позициям. Чаю, что ли, выпить…

мамин стих. Очень его люблю с детства...

- Вдоль дороги, как луч луны, длинной
Вьется вереск и хмель.
Что ж молчит твоя мандолина,
О мой менестрель?

Что же струн, столь звонких прежде,
Смолкла нежная трель?
Где сестра твоя-надежда,
О мой менестрель?

О червонном злате ль тужишь,
Манит ли дворец?
Иль степенным важным мужем
Стать решил певец?

Донеслись ли злые вести,
Сталась ли беда?
Расскажи – с тобою вместе
Погрущу тогда.

– Брат мой верный, месяц юный,
Молодой король,
Оборвались вещие струны,
Петь меня не неволь.

Но не звон докучный злата
В том виной, поверь.
Был я сказочно богатым –
Нищим стал теперь.

Что мне почести пустые,
Недругов хвала?
Сердце стонет, сердце стынет,
Догорев дотла:

Брат мой Яхтель – Белый Рыцарь,
Чистый, как вода,
Стал презренной серой крысой,
Сгинул навсегда.

Он нашел в безлюдной чаще
Камень Романтул
И на свет его манящий
Руку протянул.

И с тех пор в его он власти,
Разум в нем уснул.
О, виновник всех несчастий
Камень Романтул!

Лучше б был убит врагами
Или утонул.
Черный гном гранил ночами
Камень Романтул.

В том, кто одержим богатством, -
Неживая кровь.
Что ему былое братство,
Прежняя любовь?

Не звучать опять напевам,
Струн не свяжешь вновь.
Юной девы, светлой девы
Не вернуть любовь…

И печальный месяц лик свой
Тучей затянул.
Будь ты проклят, о великий
Камень Романтул…